Тебе дорога твоя душа, Нунэн? Божья бабочка в коконе плоти, которая вскоре начнет гнить так же, как и моя?

Билл повернулся и направился к двери, стуча каблуками по крашеным доскам крыльца.

— Держись подальше от Мэтти и Ки, — предупредил я его. — Если ты появишься рядом с трейлером…

Он повернулся ко мне, в солнечных лучах заблестели дорожки слез на щеках. Билл достал бандану из заднего кармана брюк, вытер лицо.

— Я не собираюсь выходить из этого дома. И очень сожалею, что вернулся из Виргинии, но вернулся главным образом из-за тебя, Майк. Эти двое на Уэсп-Хилл могут меня не бояться. Нет, я им ничего плохого не сделаю.

Он вошел в дом и закрыл за собой дверь. Я застыл на месте, не в силах поверить тому, что у нас с ним состоялся такой вот разговор. С Биллом Дином, который совсем недавно упрекал меня, что я не разделил свою печаль, вызванную смертью Джо, с местными жителями. С Биллом, который так тепло встретил меня.

А потом я услышал щелчок. Должно быть, за всю свою жизнь он ни разу не запирал дверь на замок, когда находился дома, а вот тут запер. В тишине жаркого июльского дня звук этот разнесся далеко. И подвел черту под моей долгой дружбой с Биллом Дином. Я повернулся и, понурившись, пошел к автомобилю. Я не стал оборачиваться, когда услышал, как за моей спиной раскрылось окно.

— Не смей больше приезжать сюда, городской негодяй! — прокричала Яветт Дин. — Ты разбил ему сердце! Не смей больше приезжать! Не смей! Никогда!

— Пожалуйста, — в голосе миссис М. слышалась мольба, — не задавайте мне больше вопросов, Майк. Я должна быть у Билла Дина на хорошем счету. Точно так же, как моя мать не могла идти супротив Нормала Остера или Фреда Дина.

Я переложил трубку к другому уху.

— Я хочу лишь узнать…

— В этой части света сторожа правят всем. Если они говорят приезжему, что тот должен нанять того плотника или этого электрика, приезжий так и поступает. А если сторож говорит, что кого-то надо уволить, потому что человек это ненадежный, его увольняют. Или ее. А для приходящей горничной слово сторожа ценно вдвойне в сравнении с плотником, сантехником или электриком. Если ты хочешь, чтобы тебя рекомендовали и продолжали рекомендовать, такие люди, как Фред и Билл Дины или Нормал и Кенни Остер, не должны иметь к тебе никаких претензий. Понимаете? Когда Билл узнал, что я рассказала вам о Нормале Остере, он чуть не набросился на меня с кулаками, так рассердился.

— Брата Кенни Остера… которого Нормал утопил под струей воды из колонки… его звали Керри?

— Да. Многие называют своих детей схожими именами, считают, что это оригинально. Я ходила в школу с братом и сестрой, которых звали Роланд и Роланда Тьеро. Думаю, Роланд сейчас в Манчестере, а Роланда вышла замуж за парня из…

— Бренда, ответьте мне только на один вопрос. Я никому об этом не скажу. Пожалуйста.

Затаив дыхание, я ждал, что в сейчас в трубке послышится отбой. Но нет, раздался голос миссис М.:

— Какой?

— Кто такая Карла Дин?

Вновь долгая пауза. Я вертел в руке ленту со шляпки Ки, которую та носила в начале столетия.

— Вы никому ничего не скажете?

— Клянусь.

— Сестра-близнец Билла. Она умерла шестьдесят пять лет тому назад, во время пожаров. — Билл утверждал, что пожары эти — дело рук деда Ки, его прощальный подарок Тэ-Эр. — Я не знаю, как это случилось. Билл об этом никогда не говорит. Если он узнает, что я рассказала об этом вам, в Тэ-Эр я уже не застелю ни одной кровати. Он за этим проследит. — А потом, полным отчаяния голосом, добавила:

— Он все равно может узнать.

Учитывая мой личный опыт и кое-какие умозаключения, я мог утверждать, что в этом она недалека от истины. Но даже если бы он и узнал, миссис М. могла не беспокоиться за свое будущее, потому что отныне и до конца дней она получала бы от меня ежемесячный чек. Я не собирался говорить ей об этом по телефону — негоже оскорблять самолюбие янки. Просто поблагодарил, заверил в том, что буду нем как рыба, и положил трубку.

Я посидел за столом, не сводя глаз с Бантера, а потом спросил:

— Кто здесь?

Ответа не последовало.

— Да ладно, нечего скромничать. Пройдемся к девятнадцати или к девяносто двум. А если не хочешь, давай просто поговорим.

Вновь никакого ответа. Колокольчик на шее мыши даже не дрогнул. Я подтянул к себе блокнот с записями, которые сделал, когда разговаривал по телефону с братом Джо. Имена Киа, Кира, Кито и Карла я взял в рамочку. Теперь я зачеркнул нижнюю поперечину рамочки и добавил к списку Керри.

Многие называют своих детей схожими именами, сказала миссис М. Считают, что это оригинально.

Ничего оригинального я в этом не видел. Меня от этой схожести бросало в дрожь.

Тут мне пришла в голову мысль о том, что по крайней мере двое из перечисленных детей утонули: Керри Остер под струей колонки, Киа Нунэн, пусть и размером не больше семечка подсолнуха, в умирающем теле матери. И я видел призрак третьего ребенка, утонувшего в озере. Кито? Его звали Кито? Или другого мальчика, который угодил в капкан и умер от заражения крови?

Они называют своих детей схожими именами, они считают, что это оригинально.

Сколько детей со схожими именами было изначально? Сколько из них осталось в живых? Я думал, ответ на первый вопрос особого значения не имеет. Потому что уже знал ответ на второй. Эта река всегда впадала в море, сказал Билл Дин.

Карла, Керри, Кито, Киа… все умерли. Осталась только Кира Дивоур.

Я вскочил так резко, что свалил стул. Об пол он ударился с таким грохотом, что я вскрикнул. Я уже понял, что надо уезжать, и немедленно. Больше никаких звонков. И хватит мне изображать Энди Дрейка, частного детектива. Какой из меня защитник несчастной красавицы? Мне следовало довериться инстинкту самосохранения и убраться отсюда в первый же вечер. Что ж, ошибку еще не поздно исправить. Сейчас сяду в «шеви» и умчусь в Дер…

Яростно зазвенел колокольчик Бантера. Я повернулся: невидимая рука мотала его из стороны в сторону Сдвижная дверь на террасу заездила вправо-влево, с грохотом ударяясь об ограничительные штыри. Книга кроссвордов и сборник телевизионных программ раскрылись, зашелестели страницы. Что-то застучало по полу, словно кто-то, разумеется, невидимый, полз ко мне, молотя кулаками по доскам.

Порыв ветра, не холодного, теплого, таким иной раз обдает тебя на платформе подземки, если стоишь недалеко от тоннеля, налетел на меня. В нем я услышал странный голос, который вроде бы говорил мне бой-бои, словно желал счастливого пути. А когда до меня дошло, что голос говорит совсем другое: Ku-Ku, Ku-Ku, Ku-Ku, что-то ударило меня в спину и подтолкнуло вперед. Огромным таким, мягким кулаком. Я врезался в стол, ухватился за него, чтобы устоять на ногах, перевернул поднос с солонкой, перечницей, зажимом для салфеток и вазочкой, в которую миссис М. поставила маргаритки. Вазочка скатилась со стола и разбилась. Включился телевизор на кухне, какой-то политик рассуждал с экрана о надвигающейся на нас инфляции. Заиграл музыкальный центр, заглушив политика: «Роллинг стоунз» пели песню Сары Тидуэлл «Мне недостает тебя, крошка». Наверху заревел детектор дыма. Потом второй, третий. Мгновением позже к ним присоединился вой противоугонной сигнализации «шеви». Гремело, трещало, звенело все, что могло греметь, трещать, звенеть.

Что-то теплое и мягкое схватило меня за запястье. Я наблюдал, как моя рука плюхнулась на блокнот, раскрыла его на чистой странице, тут же пальцы ухватились за лежащий неподалеку карандаш. И я начал писать, сначала медленно, потом все быстрее, с такой силой нажимая на карандаш, что грифель едва не рвал толстую бумагу:

Я исписал практически всю страницу, когда в гостиной воцарился холод, словно из июля она перенеслась в январь. Пот на коже превратился в ледяную корочку, из носа закапало, воздух паром выходил изо рта. Непроизвольное движение пальцев, и карандаш переломился надвое. За моей спиной последний раз яростно звякнул колокольчик Бантера и затих. Откуда-то сзади донеслись два хлопка, словно одновременно открыли две бутылки шампанского. И все закончилось. Призраки, уж не знаю, сколько их было, покинули мою гостиную. Я остался в гордом одиночестве.