— Думаю, что смогу, — ответил я, — но им придется за это заплатить. Как в химчистке за срочность.

— Об этом можешь не беспокоиться! — воскликнул Гарольд так радостно, будто долго гонял шкурку, но наконец-то добился желаемого результата.

— И сколько ты думаешь…

— Прежде всего увеличим аванс. Они, конечно, надуются, заявят, что более ранний выход книги и в твоих интересах. Мол, прежде всего, в твоих интересах. Но, учитывая, что тебе придется удлинить рабочий день… дополнительные расходы на масло, которое сгорит в лампе в ночные часы…

— Не забудь про душевное смятение, неизбежное при ускорении процесса творчества, и боль от преждевременных родов…

— Правильно… правильно… Полагаю, аванс повысим на десять процентов. — Говорил он рассудительно, словно стараясь учесть все факторы. Я же думал о том, сколько женщин согласились бы родить месяцем раньше, если бы им заплатили за это триста тысяч. Но наверное, есть вопросы, которые лучше оставлять без ответа.

А в моем случае дискуссия вообще носила чисто теоретический характер. Книгу-то я давно написал.

— Что ж, посмотри, что тебе удастся сделать.

— Да, но я не уверен, что речь надо вести только об одной книге, понимаешь? Думаю…

— Гарольд, сейчас я могу думать только о еде.

— Что-то не нравится мне твой голос, Майкл. У тебя…

— У меня все в порядке. Поговори с ними только об одной книге, позаботься о том, чтобы я получил за свои труды сладенькую Карамель. Хорошо?

— Хорошо, — согласился он после очередной знаменитой паузы. — Но я думаю, сказанное не означает, что ты не откажешься от переговоров по контракту на три или четыре книги. Суши сено, пока светит солнце, так? Вот девиз чемпионов.

— У них есть и другой девиз: пересекай каждый мост, который встретился на пути, — ответил я, а ночью во сне опять отправился в «Сару-Хохотушку».

В этом сне, как во всех снах, которые я видел той осенью и той зимой, я шел по дороге, ведущей к коттеджу. Дорога эта дугой прорезала лес, упираясь концами в Шестьдесят восьмое шоссе. У каждого съезда стоял указатель:

На случай, если кто-то сообщит о пожаре, а его попросят точно указать место возгорания, но безо всякого названия. Мы с Джо тоже никак не прозвали эту дорогу, даже между собой. Дорога эта узкая, двум машинам не разъехаться — по существу, две колеи от колес, между которыми сквозь асфальт уже пробилась трава. И когда едешь по ней, она шуршит, задевая о днище автомобиля.

Но в своих снах я никогда не ехал по Сорок второй дороге на автомобиле. Исключительно шел на своих двоих.

С обеих сторон к дороге подступали деревья. Темнеющее небо превратилось в узкую полоску между кронами. До появления первой звезды оставалось совсем недолго. Солнце уже село. Стрекотали цикады. На озере кричали гагары. Маленькие зверьки — бурундуки, а может, белки — копошились в лесу.

Направо по склону холма уходил проселок. Он служил нам подъездной дорожкой. У съезда стоял маленький указатель с надписью

Я остановился у поворота, вниз не пошел. Смотрел на коттедж. Сложенный из бревен, с многочисленными пристройками. Террасы, выходящей к озеру, я сверху не видел. В коттедже четырнадцать комнат, нелепое число. Несмотря на преклонный возраст, выглядел коттедж достойно. Как столетняя дама, идущая легкой походкой, несмотря на артрит и негнущиеся колени.

Центральную часть построили то ли в конце прошлого, то ли в начале нынешнего века. Остальное добавляли в тридцатых, сороковых, шестидесятых. Задумывалась «Сара-Хохотушка» как охотничий домик. В начале семидесятых здесь жила коммуна хиппи. Коттедж не раз сдавали в аренду, но с сороковых по 1984 год он принадлежал Хингерманам, Деррену и Мэри, потом одной Мэри: Деррен умер в 1971 году. Купив коттедж, мы добавили к нему самую малость: установили на коньке крыши спутниковую антенну. Идея принадлежала Джоанне, но посмотреть телевизор ей практически не удалось.

За домом в отсветах заката блестело озеро. Проселок устилал толстый слой опавших сосновых иголок. Тут и там валялись ветви. Кусты, растущие по обе стороны проселка, тянулись друг к другу, стремясь преодолеть узкий разрыв. Если бы я ехал на автомобиле, ветки бы неприятно скреблись о борта. Я видел мох, растущий на бревнах коттеджа, и три больших подсолнечника с головками, похожими на прожекторы, которые выросли сквозь щели между досками маленького крылечка, со стороны подъездной дорожки. Создавалось ощущение, что хозяева не забросили коттедж, но на какое-то время определенно забыли о нем.

Подул прохладный ветерок, и тут я понял, что весь в поту. До меня долетал запах хвои и слабый запах воды. Темный След — одно из самых чистых и глубоких озер штата Мэн. До конца тридцатых, рассказывала нам Мэри, оно было куда как больше, но компания «Уэстерн мэн электрик» вместе с заводами в Рамфорде, производящими металл и бумагу, добились у правительства штата разрешения на строительство плотины на реке Джесса. Мэри показывала нам очаровательные фотографии дам в белых платьях и джентльменов в костюмах-тройках, катающихся по озеру на каноэ. Фотографии эти сделали еще до первой мировой войны. Мэри указала на одну из женщин, замершую с поднятым веслом. «Это моя мама, пояснила она, — а мужчина, на которого она замахивается веслом, — мой отец».

Гагары кричали. Я уже различал в небе Венеру. Звездный свет, звездный свет, исполни мое желание… В тех снах все мои желания были связаны с Джоанной.

Загадав желание, я попытался спуститься вниз по проселку. Разумеется, попытался. Дом-то ведь мой, верно? Куда еще я мог пойти, как не в свой дом, когда с каждой минутой все темнело, а в не прекращающихся ни на секунду лесных шорохах чувствовалась порою угроза? Куда еще я мог пойти? Вокруг темно и одному страшно входить в темный дом (вдруг «Сара» обиделась, что ею так долго пренебрегали? Вдруг она из-за этого злится?), но ничего другого мне не оставалось. Если электричества нет, подумал я, зажгу керосиновую лампу, которую мы держали в кухонном буфете.

Только я не сумел спуститься вниз. Ноги отказывались идти по проселку. Словно мое тело знало о доме что-то такое, о чем понятия не имел мой мозг. Ветер усилился, от холода по коже побежали мурашки, я не мог понять, с чего это я так вспотел. Я бежал? Если бежал, то куда? От кого?

От пота промокли волосы. Тяжелой массой легли на лоб, прилипли к нему. Я поднял руку, чтобы отбросить их, и обнаружил неглубокую царапину на тыльной стороне ладони, за костяшками пальцев. На этот раз на правой руке. Случалось, что царапина перекочевывала на левую руку. Я подумал: если это сон, то откуда такие подробности? С такой четкостью их обычно подмечает писатель, но, возможно, во сне все — писатели. Как узнать?

Теперь «Сара-Хохотушка» — темное пятно на чуть более светлом фоне озера, и я понимаю, что вниз мне идти совсем не хочется. Предчувствие беды наполняет меня, я без труда представляю себе все те опасности, которые могут подстерегать меня в доме. Бешеный енот, затаившийся в углу кухни. Летучие мыши в ванной — если их побеспокоить, они начнут с криками кружить над головой, задевая лицо крыльями. Даже одно из знаменитых Потусторонних Существ, плод фантазии Уильяма Денброу, может прятаться под крыльцом, наблюдая сквозь щели за моим приближением.

— Что ж, но я не могу оставаться и здесь, — говорю я сам себе, но ноги по-прежнему не слушаются, и, похоже, нет у меня иного выхода, как оставаться здесь, на пересечении дороги и проселка. Хочу я этого или нет, нравится мне это или нет, но придется стоять столбом.

А из леса доносятся уже не шорохи мелких животных (они все залезли в норы и спят), но приближающиеся тяжелые шаги. Я хочу повернуться и посмотреть, кто идет ко мне, но не могу…

…и вот тут я обычно просыпался. Первым делом включал свет, чтобы убедить себя, что по возвращении в реальный мир мое тело стало более послушным. Иногда — нет, практически всегда, — проснувшись, я думал о Мэндерли.